Новая философская энциклопедия - николай кузанский
Связанные словари
Николай кузанский
Сочинения Николая Кузанского казались побочным занятием «для облегчения души от тяжких забот», философские и математические трактаты создавались им иногда за один день, вдохновение отставляет в них на второй план систему. Ренессансный ум со стремлением к художественно-философскому охвату целого мира, Николай Кузанский синтезирует (возрожденческий синкретизм) традиционную патриотическую тематику (богопознание, учение о едином, христология, творение мира, иерархия бытия. Троица) с позднеантичным неоплатонизмом (Прокл, через Псевдо-Дионисия Ареопагита), со средневековой неофициальной схоластикой Иоанна Солсберийского, особенно Тьерри Шартрского и каталонского богослова и алхимика Р. Луллия (которого Николай Кузанский, по-видимому, собственноручно переписывал), с иудео-арабской мыслью. Он развертывает живую актуальность философских формул, рассматривая их через «увеличительное стекло» («Берилл», 1458) своего метода, тематизирует простейшие понятия «то же, что», «раньше», «неиное», «мочь». Глубина онтологической мысли, крайняя индивидуальность стиля, провинциальность латыни Николая Кузанского привели к тому, что ближайшие ученики мыслителя Дж. Бруно, Этьен ДЭтапль и его продолжатели Декарт, Лейбниц поняли его лишь частично. Так или иначе центральные для него понятия метода» априорного предвосхищения структур бытия, бесконечности, человеческого творчества оказываются в средоточии новоевропейской философии.
Видя в единстве первопричины дело философского познания, Николай Кузанский искал все более «удобного» (facilis) пути к нему В своих «конъектурах» он каждый раз новыми приемами описывал основной факт, сформулированный в названии его главной работы «Наука незнания» (De docta ignorantia, 1440): в осознании нашего исходного незнания всегда уже действует понимание того, каким должно быть истинное знание. В непознанном т. о. дает о себе знать исходно известное; отдельное свидетельствует о предсуществовании целого; разнообразие говорит о лежащем в его основе единстве. Пестрота чувственного отсылает к его рациональным закономерностям, сложность рациональности — к простоте ума (интеллекта), различие умов как единяще-собирающих начал — к простейшему единству. Отсюда универсальный прием философского восхождения: соединяй видимые противоположности в предшествующем им единстве.
Внимание к методу сближает Николая Кузанского с Декартом, для которого, однако, первый божественный толчок раз навсегда обеспечивает человека достоверностью, тогда как для Николая достоверность всего конкретного каждый раз заново обеспечивается отнесением его к божественному началу. Оно просвечивает и «неосязаемо вкушается» во всем, оставаясь недостижимым именно потому, что все собой довременно опережает. Этот источник всякого движения, естественной и человеческой истории, есть одновременно и цель. С приближением к бытийному средоточию идеальное смыкается с материальным, универсальное с индивидуальным, элементарное со сложным (поскольку элементы реально существуют только в составах, эти последние первичны, а элементы как заряженные составностью изначально сложны).
В отличие от абсолюта универсум есть определившееся, стяженное (contractum) целое и потому неизбежно ограничен не пределами, у мира невидимыми, а этой своей конкретностью. Всякий вещественный центр относителен (предкоперниканская космология), средоточием и пределом мира, не умеющего найти в самом себе своего конца, оказывается Создатель. В качестве единого мир надэмпиричен, т. е. определяется интеллигенцией (собирающим смыслом).Через принадлежность к универсуму каждая вещь пребывает в каждой. Максимальное различие вещей, когда нет того общего, на чьем фоне они разнились бы, совпадает с их минимальным (никаким) различием.
В «Конъектурах» (1440—44), «Богосыновстве» (1446), диалоге «Простец об уме» (1450, «человек есть его ум») подобие Богу понимается не как развертывание или эманация первоначала, а как воспроизведение божественной творящей способности в доступной человеку сфере (ср. с монадологией Лейбница). Бог открывается человеку «на нем самом» как на возможности быть по-человечески всем. Высшие имена божественного начала у позднего Николая Кузанского — «возможность-бытие» («De possest», 1460), «неиное» («De non aliud», 1462) и в конце концов posse («De apice theoriae», 1464), безусловное свободное «могу», предшествующее всему и совпадающее с действительностью: Бог заранее уже есть все, что может быть.
В многочисленных проповедях Николая Кузанского развертываются философские темы. Решение нравственных проблем он видит в просветлении сознания. Семь математических трактатов посвящены квадратуре круга, проблеме бесконечности, уточнению числа Геометрия и арифметика иллюстрируют философские понятия; круг — символ бесконечности, 103 — символ телесности и т. д. Для Николая Кузанского характерны пластические метаморфозы, фигуры оживают, тяготеют к предельным параметрам, зеркало, железо, воск, циркуль, портрет, монета представляются самодеятельными и разумными. Философ постоянно занят проблемой бесконечно малых, но в противоположность новоевропейскому математическому редукционизму подчеркивает абсолютную несводимость конкретных вещей и фигур друг к другу; абсолют присутствует в мире абсолютной невозможностью точного равенства вещей. Их несводимая индивидуальность позволяет надежно идентифицировать каждую путем опытных замеров («Об исправлении календаря», 1336; «Простец об опытах с весами», 1450); Николай Кузанский намечает тут грандиозную программу («опытная наука требует пространных исследований») табличной характеристики всех предметов, веществ и процессов. В своих ботанических разысканиях Николай Кузанский обратил внимание на атмосферное питание растений и планировал в связи с этим измерение веса воздуха. Он завещал большую библиотеку, включавшую новонайденные произведения античных авторов (комедии Плавта), основанному им благотворительному заведению в Кузе.
Соч.: Opera. Parisii, 1514; Opera. Basileae, 1565; научно-критическое издание Opera omnia. Lpz.—Hamb., 1932; в рус. пер.: Соч., т. 1—2. M., 1979—80; О мире веры.— «ВФ», 1992, № 2. Лит.: Vansteenberghe E. Le cardinal Nicolas de Cues (1401—1464). Laction la pensee. P., 1920; Fr./M., 1963 (unveranderter Nachdruck); Santinello G. Il pensiero di Nicolo Cusano nella sua prospettiva estelica. Padova, 1958; Jaspers K. Nikolaus Cusanus. Munch., 1969; Senger H. G. Die Philosophie des Nikolaus von Kues vor dem Jahre 1440.— «Beitrage zur Geschichte der Philosophie und Theologie des Mittelalters», Neue Folge 6. Munster, 1971; Velthoven Th. Gottesschau und menschliche Kreativitat. Studien zur Erkenntnislehre des Nikolaus von Kues. Leiden, 1977.
В. В. Бибихин
Вопрос-ответ:
Похожие слова
Самые популярные термины
1 | 2314 | |
2 | 1847 | |
3 | 1795 | |
4 | 1784 | |
5 | 1706 | |
6 | 1633 | |
7 | 1556 | |
8 | 1523 | |
9 | 1512 | |
10 | 1498 | |
11 | 1472 | |
12 | 1469 | |
13 | 1456 | |
14 | 1451 | |
15 | 1354 | |
16 | 1312 | |
17 | 1305 | |
18 | 1296 | |
19 | 1293 | |
20 | 1278 |